Со второго класса (1938 г.) я училась в 9-й средней школе имени А.С. Пушкина. Начавшаяся война резко изменила школьную жизнь. В нашей школе разместили госпиталь, а занятия перенесли на Вольскую улицу, в двухэтажное здание во дворе Дома профсоюзов. Классные комнаты были небольшими, тесными. По закону военного времени на окнах затемнение – плотные шторы из темной бумаги, которые свертывались в рулон или опускались по мере необходимости.

В программу обучения было введено военное дело. Во время такого урока в школьном дворе учились надевать противогаз, позже – бросать гранату, в классе изучали устройство винтовки. С малых лет дети чувствовали себя военнообязанными и готовились защищать Родину.

Уже в первые месяцы войны стало голодно, была введена карточная система. Детям организовали бесплатные «бескарточные завтраки»: четвертушку булки-сайки каждому. Поднос с четвертинками вносили в класс во время большой перемены. Мы с нетерпением ждали этого момента, быстро разбирали и съедали положенные порции. До сих пор помню «ЧП», вызвавшее всеобщее негодование и порицание: мальчик Миша взял вместо одного два кусочка. Наверное, ему, румяному толстячку, было особенно голодно, и он не смог удержаться от соблазна...

Кое-кто приносил с собой из дома куски колоба (подсолнечного жмыха), грыз и обсасывал их. Колоб источал вкусный запах подсолнечных семечек. У меня колоба никогда не было, как и большинству детей мне оставалось только завидовать счастливчикам… Сайки постепенно становились меньше, их выпекали уже из темной муки. Вскоре «завтраки» вовсе перестали выдавать.

Наступила суровая зима 41-42 годов. Центрального отопления в школе не было, только дровяные печи. Дров не хватало. Когда их привозили, дети выходили во двор по очереди пилить их двуручными пилами. В классах замерзали чернила в чернильницах-непроливайках. Сидели на уроках одетыми в зимние пальто, валенки и шапки. От холода пальцы на руках распухали и синели. Все уже привыкли к войне, знали завывающий звук сирен, оповещающий о налете фашистской авиации. Мы придумали себе забаву: на перемене опускали шторы затемнения, гасили свет, всем классом начинали стучать по откидным крышкам парт и завывали, имитируя вой сирены. Так встречали очередного учителя.

Учителя относились к детям снисходительно, видимо, понимая, что мы многого лишены в обстановке военного времени. Частенько мы с подругой уходили с последних уроков в ТЮЗ, считая посещение театра уважительной причиной для прогула. Выслушивая на следующий день объяснения, учительница русского языка не бранила нас, думая, наверное, что в этом больше пользы, чем от сидения в ледяном классе. Дома тоже было и голодно, и холодно, и темно (электричество отключили в первые месяцы войны). Уроки приходилось готовить при свете коптилки, освещавшей лишь небольшое пространство вокруг себя.

В конце войны госпиталь закрылся, дети снова вернулись в свою старую школу. Она теперь стала называться 3-й женской - восстановили раздельное обучение. Я окончила нашу школу в 1947 г. с серебряной медалью.

Инна Борисовна Миловидова - канд. биол. наук, доцент, Заслуженный работник культуры РФ.