ЖИЗНЕННОЕ ПРОСТРАНСТВО ГОРОДА

                               В ГЛОБАЛЬНОЙ МАТРИЦЕ

 

                                         О.Ф.Филимонова

     Саратовский государственный технический университет. Саратов.

 

Современные города связаны с некоторыми важными проблемами, сложившимися на рубеже нового тясячелетия. Эти проблемы проистекают из пересечения основных макротенденций и их специфических пространственных форм. Город является одним из стратегических участков, где эти макросоциальные тенденции осуществились. Среди этих тенденций – глобализация и повышение роли современных телекоммуникационных связей, усиление межнациональной и транслокалистской динамики, усиливающееся культурное разнообразие. Каждая из этих доминирующих сил, конфигурирующих современные экономико-политические и социокультурные процессы, имеют свою обусловленность, оказывая влияние на последствия для городов. Поэтому весьма актуально исследовать жизненное пространство города в аспектах этих тенденций.

В данном случае под глобальной матрицей мы будем понимать экстерриториальную сеть городов или гиперпространство, надстраивающееся над реальным пространством социального мира. Ее архитектура есть выражение глобально-локальной динамики и результат бесконечной конкуренции городов. Власть как источник влияния является одним из главных ресурсов этой глобальной географии. В связи с этим возникает вопрос: что будет с городом не включенным в это измерение власти?

Жизненное пространство города – это жизнеобеспечивающая среда, обусловленная человеческим участием и ответственностью; это измерение жизнеспособности города. В данной дефиниции жизнеспособный город полагается в качестве организма, обладающего возможностью к росту, самоорганизации и самовыражению. Жизненное пространство, представленное как геосоциальный фрагмент в глобальной матрице, позволяет выйти на  локальные среды непосредственной городской жизнедеятельности, в которых с разной степенью интенсивности проявляются современные преобразования. Поэтому выдвинутая проблема предполагает еще один вопрос: как выбор глобальной матрицы способен влиять на продвижение или сдерживание жизнеспособности города? Представляется, что осмыслить данные положения удобно с учетом двух переменных – экономической и экологоэстетической.

Современные города вовлечены/исключены в иерархию глобальной урбосистемы, и городская жизнь во всем мире, по сути, имеет ту форму, которая в существенной степени определяется местоположением в ней. Зарубежные исследователи свидетельствуют, что единый глобальный город – это не место, а процесс; он представляет собой сеть международных деловых центров, составляющих новую географию центральности, свободный союз олигархий, поддерживающих между собой внутренний «баланс»; это транстерритория, объединяющая пространственно удаленные, но экономически тесно соединенные городские локусы[1]. Здесь необходимо пояснить, что категория центральности, как известно, исторически является свойством города, однако в новых условиях она переконфигурирована в понятие «центральный город», которое подразумевает доминирующие центры глобальной экономики, культурной и идеологической власти.

История свидетельствует, что в различные периоды общественной жизни, фактическое местоположение центров высокого уровня играло решающую роль в распределении богатства и власти в мире. С ХIII по ХХ столетие существовало восемь приходивших друг другу на смену структур, характеризовавшихся такими центрами, как Брюгге, Венеция, Антверпен, Генуя, Амстердам, Лондон, Бостон, Нью-Йорк[2]. Ф.Бродель, отмечая своеобразие развития европейских городов писал, что они развивались как автономные миры, перехитрив государство, построенное на территориальном принципе. Города через созвездия городов и сеть перевалочных пунктов вели собственную экономическую политику, способную всегда сломить преграды, создать и воссоздать себе привилегии и убежище. Он полагал необходимым создать некую модель городского развития на Западе, объясняющую столь уникальное явление[3]. Такая модель, видимо, представлена в геополитической системе С.Роккана. Основная идея его концептуальной карты Европы заключена в понятии «пояс городов», предполагающем сеть городов, оградивших себя от власти национальных государств[4]. Американский социолог С.Сассен отмечает, что современной глобальной матрице принадлежат такие финансовые и деловые центры, как Нью-Йорк, Лондон, Париж, Франкфурт, Цюрих, Амстердам, Лос-Анжелес, Сидней, Гонконг, Сеул, Бангкок, Сан-Пауло, Мехико[5]. Интенсивность сделок среди этих городов постоянно увеличивается через финансовые рынки, торговые услуги и инвестиции. Матричное управление, обусловленное новой информационной инфраструктурой, задано целью образования коммерческих единиц и получения иного стиля функционирования: мобильного, осознающего свою цену, сосредоточенного на собственных ценностях. Единый глобальный город конструируется, по большому счету, для транснационального труда и формирования транслокальной общины, предусматривающей новую форму гражданства и конституирование новых прав и требований. Таким образом, центральные города отчетливо выражают глобальную экономику, связывают между собой информационные сети и концентрируют власть в мире, свидетельствуя о появлении параллельной политической географии. Однако наиболее значительным фактом является то, что в новой географии центральности страны как бы утрачивают ощущение государства, национальные системы городов и власти разрушаются, поскольку их отдельные  города стали частью, узлами межнациональной городской системы. Территории, окружающие эти узлы, играют все более подчиненную роль, часто теряя свою значимость и даже становясь дисфункциональными «черными дырами», то есть определенные сегменты населения исключается из активной социальной жизни. М.Кастельс, отмечая пространственную логику доминирующих процессов современного общества, замечает, что они фактически подчинены «изменчивой геометрии денежных и информационных потоков», что  в конечном счете, обусловливает судьбу каждой местности. 

Жизненное пространство города в контексте глобальной политико-экономической переменной становится открытым для формирования требований международных акторов, которые через новые юридические законы, новую экономическую культуру, через отмену государственного контроля национальных экономик, обеспечили себе право делать бизнес в любой стране и городе, право выбирать тот регион, который соответствует международному разделению рабочей силы. Структурные отношения между регионами в глобальной иерархии (ядро, полупериферия, периферия)  ведут к обесцениванию целых территорий и параллельным формам городского роста. Поэтому потребности  в развитии определенных стран и городов часто вообще не учитываются в решениях на миросетевом уровне. Эта открытая среда безжалостно изгоняет из себя города, где макроэкономические условия, уровень услуг, степень гибкости труда не отвечают требованиям сети, если они не способны к коммуникации в означенных рамках. Иначе говоря, то, что не установлено в общем центре, обесценивается или имеет тенденцию быть обесцененым.

Поскольку система единого глобального города управляется логикой конкурентоспособности, в локальном масштабе основные акторы – , политические деятели, отдельные фирмы, деловые люди – пытаются превзойти друг друга для доступа к основной дешевой рабочей силе и ресурсам. А это ведет к разработке структуры размещения, характеризующейся международным пространственным разделением труда и учитывающей господствующий социальный контекст экономической выгоды и социальной уместности. Подобная стратегия и философия действия способны «перекроить», переплавить («melting pot») своеобразные черты любого города в зависимости от доминирующих интересов. Как отмечает З.Бауман, у местных отбираются все этические рычаги, экспроприируются все средства, способные ограничить наносимый им вред[6]. Сама жизнь города ставится под вопрос, поскольку она оказывается зависимой от рыночных сил и правительственно/интернациональной власти. Целые регионы и отдельные города могут столкнуться с такими явлениями как замедление роста, социальные беспорядки, растрачивание ценных ресурсов, изменение городской планировки, снижение качества жизни, поскольку, попав «в глобализированную среду, вынуждены играть по ее правилам»[7].

Глобальная экономическая переменная с очевидностью проявляется в городской среде. Нельзя не согласиться с объективностью утверждений М.Кастельса, что фундаментальная форма господства в современном обществе основана на четкой организации масс, «которые, составляя численное большинство, видят свои интересы частично (если не вообще) представленными только в рамках удовлетворения господствующих интересов»[8]. И пространство имеет в этом процессе  главную роль: элиты космополитичны, народы локальны (Бауман). Элиты формируют межличностную субкультуру, символически замкнутую общину, создают свой стиль жизни и дизайн пространственных форм, нацеленных на унификацию  своего символического окружения по всему миру, установление права и привилегии на качество ландшафта, комфорта, гарантий безопасности. В жизненном пространстве города, в пределах каждой территории имеют место процессы сегрегации и сегментации, охватывающие обездоленные, исключенные глобальными сетями слои населения, которые борются за выживание.

Жизненное пространство воспроизводит вторжение контркультур, пытающихся присвоить «полезную ценность» города. Новые городские пользователи, предъявляя собственные требования городу, меняя его пейзаж и социальную морфологию, воссоздают его новый образ – эклектичный, «пестрый», «salat bowl». Пространственная организация города, любое упорядочивание становятся зависимыми от контекста и цели, для достижения которых данный культурный конструкт требуется. В такой перспективе городская среда может лишиться своей исторической сущности. Однако страх перед потерей идентичности иногда сменяется отчетливым акцентом на регионализм, локальность эстетических поисков, связанных с национальным, местным городским экологическим контекстом. Так французская общественность потребовала, чтобы внешний облик города напоминал о мифах или преданиях данного поселения, а в отдельных английских городах возникло желание воспроизвести облик средневековых улиц[9]. Поэтому соединение историчности и современности, традиции и коммерции становится принципом новых культурных выражений.

Таким образом, в контексте глобальной геометрии жизненное пространство города, во-первых, связано с общей динамикой урбопроцесса и его развитие определяется местоположением в глобализированной среде; во-вторых, отношением к новым технологиям; в-третьих, городская среда конфигурируется в измерениях глобальной культуры. Все это сводит жизненное пространство к инструментальной логике глобальной матрицы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

               

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 


[1] Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М.: ГУ ВШЭ, 2000; Sassen S. (1991) The global city: New-York, London, Tokyo. Princeton, NJ: Princeton Univ. Press; Brenner N (1998) Global cities, global states: global formation and state territorial restructuring in contemporary Europe. Review of International Political Economy 5 (1).

[2] Бродель Ф. Динамика капитализма. Смоленск. 1993.

[3] Бродель Ф. Структуры повседневности: возможное и невозможное. М.: Прогресс, 1986. С.541-542.

[4] Ларсен Ст.У. Моделирование Европы в логике Роккана//Полис, 1995. №1.

[5] Sassen S. New frontiers facing urban sociology at the millennium//British Journal of Sociology? Jan-Mar. 2000. Vol.51 Issue 1, p143.

[6] Бауман З. Власть без места, место без власти//Социологический журнал. 1998. №3/4.

[7] Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2002. С.152.

[8] Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М.: ГУ ВШЭ, 2000. С.389.

[9] Chapman D.W., Larkham P.J. Urban Design, Urban Quality and the Quality of Life: Reviewing the Department of the Environment`s Urban Design Campaing//Journal of Urban Desing, Jun 99, Vol. 4 Issue 2, p.211.